Свой самый последний концерт Beatles отыграли в 1966 году на стадионе Кэндлстик Парк в Сан-Франциско. Десятилетиями являвшуюся домом для «Джайантс» и «Сан-Франциско Форти Найнерс» арену под открытым небом сейчас ожидает неминуемый снос, и совсем недавно Пол Маккартни - одетый, как гробовщик-дэнди, в элегантный бордовый пиджак с отделкой с цветочным принтом в стиле кимоно на манжетах - вернулся на Кэндлстик, чтобы провести шоу, которое официально было заявлено как последнее на этой площадке. «Печально видеть, что это замечательное место скоро закроют, - сообщил Маккартни со сцены, - но мы собираемся это сделать максимально эффектно».
В свои 72, подвижный и озорной как никогда, Макартни как будто бы заделался куратором музея имени самого себя и угостил публику непредвиденным и довольно динамичным перформансом. Его концерты, которые он до сих пор с удовольствием играет, всегда примечательны безошибочным выбором нужного тона и песни, соответствующей определенному случаю; данный номер, обличенный в форму реквиема по стадиону, как нельзя более подходил ситуации. Прежде чем артист появился на сцене, примерно около девяти вечера, по огромным экранам прогнали ностальгический фотоколлаж: вот Пол работает за микшерной консолью вместе с Ринго; он же объезжает на лошади окрестности своей фермы в Шотландии; портреты Джона, Хендрикса, Джаггера, Линды, Эли МакГроу. Из звуковых систем тем временем гремели преимущественно битловские кавера и ремиксы - от китчевых версий на иностранных языках до ритмично бухающих хаус-треков.
Формально Пол все еще продолжает гастроли в поддержку своего последнего, успешного альбома 2013 года «New», но тем вечером его сет состоял преимущественно из вещей Beatles с вкраплением номеров Wings - сначала он пустил в ход тяжелую артиллерию в лице «I Saw Her Standing There» и «Maybe I'm Amazed» и продолжил с «Lovely Rita» и «Nineteen Hundred and Eighty Five». Причем можно было наблюдать интересные вещи: Маккартни вживую играл «Paperback Writer» на той же самой гитаре, которую он использовал при записи этой песни в студии. Спичи в перерывах между номерами местами тянули на монолог доцента: Пол рассказал историю о том, как Джими Хендрикс исполнял кавер на «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band» на концерте 1967 года, спустя всего лишь несколько дней после выхода этой пластинки, и как витуоз-самоучка попросил Эрика Клэптона, находившегося тогда среди зрителей, подняться на сцену и помочь ему настроить гитару.
Когда мы смотрим выступления Маккартни в наши дни, то, по сути, мы требуем от него эксгумации и затем оживления старого архивного материала - и в каждом номере сет-листа, от песни к песни, ощущалось все больше жизни. Уже на протяжении нескольких лет Маккартни играет с одним и тем же аккомпанирующим составом из крепких наемников, которые сами знают лучше, как использовать всю свою виртуозность, чтобы не загнать композиции в стероидной горячке, но придать им необходимую стадионную мощь без дополнительных зрительных средств. (Одно простительное, блестящее и грандиозное исключение прибыло ближе к концу в виде «Live and Let Die», когда по всему периметру сцены взорвались фейерверки и заиграли столбы пламени). Сам Маккартни, чей голос, конечно же, подвергся возрастным изменениям, но все еще демонстрирует при этом удивительно хорошую форму, оставался неизменно кокетлив с публикой, грозя иногда пальцем зрителям в дешевом партере и в шутку «расстреливая их»; исполняя обаятельный трибьют Джорджу Харрисону на укулеле; вихляя задницей, затянутой в узкие черные джинсы Acne, достаточно долго для привлечения внимания операторов, которые немедленно запечатлели клоуз-ап на гигантских размеров экранах.
Но некоторые песни в новой подаче звучали все же не вполне традиционно, в основном по причинам, которые оказались вне контроля Маккартни. По несчастливой случайности, его выступление совпало с продолжавшимися на тот момент уже пятую ночь беспорядками в Фергюсоне, штат Миссури, где полицейские отряды, преимущественно из белых американцев, вынуждены были применить резиновые пули и слезоточивый газ против толпы, состоящей в основном из чернокожих жителей города, вышедших на демонстрацию протеста после убийства Майкла Брауна - безоружного черного подростка, застреленного офицером полиции ранее в этом месяце. Маккартни предварил исполнение «Blackbird» коротким обращением по поводу событий и «проблем с гражданскими правами, в частности на Юге», которые вдохновили его на создание этой песни и имели место быть во время тура Beatles 1966 года. Полу, конечно же, не нужно было излишне сосредотачивать свое внимание на южной части страны, чтобы обнаружить несправедливость: он мог бы попросту указать соответствующий пример из прошлого. В сентябре 1966 года, через месяц после того, как Beatles отыграли на Кэндлстик, полиция смертельно ранила безоружного чернокожего подростка в Бэй-Вью-Хантерс - депрессивном квартале в окрестностях по соседству со стадионом - и точно так же подняла этим волну протеста и беспорядков, которые потом усмиряла вооруженная винтовками Национальная Гвардия. Сегодня Хантерс все так же остается преимущественно черным по составу населения кварталом, грязным и бедным отростком купающегося в роскоши города.
В своем замечании, касающемся гражданских прав, Маккартни не провел слишком уж явную параллель с Фергюсоном, но она и так была очевидной. На следующее утро по социальным медиа пронесся вихрь перепостов фотографий эпохи расовых волнений 60-х, с военизированным наступлением властей на чернокожих на улицах города, - что тут же сопоставлялось с современными фотографиями из Миссури. «Blackbird» - прекрасная песня, написанная вполне себе благополучным белым британцем, который этим всего лишь хотел, как Маккартни выразился тем вечером, дать угнетенным черным «немного надежды». Частью величие песни состоит в том, что она, в своей собственной элегантной манере, критикует патернализм, выраженный в строчке: «Take these broken wings and learn to fly»; повторяющийся припев как бы символизирует акт дарения, но также и намекает на непосильные условия, где нет никаких возможностей вырваться. В то время как Маккартни исполнял песню, становилось очевидным, что это вовсе уже не мезозойский песенный реликт, повествующий о событиях, которые нам хотелось бы деликатно забыть и пропустить поскорее - но зияющая червоточина сквозь тщательно отретушированное оптимистичное забвение, которая соединила уродливое прошлое с уродливым настоящим и вызвала коллапс между ними.